Самое важное в жизни — принять правильное решение (к юбилею генерального директора ОАО "СГЭМ" Мигуренко В.Р.)
О своей жизни и профессии рассказывает генеральный директор ОАО «Спецгидроэнергомонтаж» Мигуренко Валерий Ростиславович. В этом году ему исполняется 70 лет.
СПРАВКА:
Мигуренко Валерий Ростиславович родился 10 июня 1939 года. Окончил гидротехнический факультет ЛПИ им. М. И. Калинина по специальности инженер-строитель-гидротехник. По окончании института в 1963 году был распределен во всесоюзный трест «Спецгидроэнергомонтаж».
С 1969 по 1971 год — инженер, затем руководитель группы советских специалистов на заключительном этапе строительства Асуанской ГЭС в Египте.
С 1971-го начинается длительная 17-летняя командировка в Таджикистан.
С 1988 года приказом Минэнерго СССР назначен заместителем управляющего трестом «Спецгидроэнергомонтаж». С 1991 года — коммерческий директор ОАО «Спецгидроэнергомонтаж». С 2002 года — генеральный директор ОАО «СГЭМ».
Член Международной энергетической академии. Почетный работник топливно-энергетического комплекса РФ. Заслуженный инженер Узбекской ССР. Награжден орденами Октябрьской Революции и Трудового Красного Знамени, медалью «За трудовое отличие». Почетный монтажник треста.
Валерий Ростиславович, Вы всю жизнь работаете в тресте, прошли путь от мастера до генерального директора. Как состоялся выбор профессии?
Видимо, так сложилось. Я еще до института начал работать на стройке — рабочим, строителем-каменщиком. Сразу после окончания школы, в 1956 году, по комсомольской путевке поехал на «стройку коммунизма» — Богословский алюминиевый завод на Северном Урале. Когда приехал в отпуск домой в 57-ом, чуть не довел своего родителя до инфаркта: он меня просил поступить в институт, а я считал, что должен идти в армию! Были серьезные разговоры тогда с отцом про институт, но я считал, что без армии я никто.
Решил сдать вступительные экзамены, чтобы с отцом не ссориться, но поступил в институт благодаря одной женщине — Равели Соломоновне, «англичанке». Я экзаменов не боялся, легко сдавал и получил первые три пятерки: по литературе, математике устно и математике письменно. А четвертый экзамен — английский язык. Вот эта самая Равель Соломоновна меня и спрашивает: What is your name? («Как ваше имя?»), а я: «Как-как? Что вы сказали?» Она смотрит мой экзаменационный лист, а там одни пятерки. Начала расспрашивать — кто родители, что да как, я ей все честно рассказал и бравировал еще тем, что не хочу в институт, она говорит: «Ради твоих родителей тебе трояк ставлю!»
Я ее считаю причастной к моему поступлению, это была пожилая женщина, которая сумела выслушать, разобраться в ситуации, принять решение, это же не так просто…
Так я и поступил на гидротехнический факультет Ленинградского политехнического института им. М.И. Калинина, потому что все же был опыт строительства — кирпичи подносил!
Когда окончил институт с дипломом гидротехника с правом производства общестроительных работ, пришел в эту организацию на должность мастера с окладом 90 рублей. Вот так и начинал.
За все эти годы ни разу не приходила в голову мысль — поменять место работы?
Мысли разные были. Я длительный период работал в Средней Азии в должности начальника Нурекского монтажного управления, которое вело работы на огромной территории. В зону моей ответственности входило 4 республики — Таджикистан, Узбекистан, Киргизия и Казахстан, а также Алтайский край до Рубцовска и Западная Сибирь до Кемерово — вот такая была территория. Приходилось вести кочевой образ жизни. Расстояния, сами представьте, по этим республикам — это территория пяти Франций, и одновременно несколько объектов, и на каждом надо лично присутствовать. Например, из Нурека в Регар, из Регара в Рагун, из Рагуна на Комсомолобадскую станцию и потом в Нурек. Это около 600 км езды на машине и не по асфальту, а через перевалы, плохие горные дороги, а иногда надо захватить объекты в Узбекистане и Киргизии. Для того чтобы проехать хотя бы раз в месяц по объектам, из машины не вылезаешь 10 суток подряд.
Семью приходилось часто перевозить с места на место. Конечно, возникали соблазны сменить кочевую жизнь на оседлую, чтобы дети в одной школе учились и чтобы жена не думала, куда ей устраиваться каждый раз на работу. И были предложения перейти на партийно-хозяйственную работу, на хорошие бытовые условия, но все это как-то переболело, и я остался на своем месте, о чем не жалею.
Кочевая жизнь — это самое сложное, что было в тот период?
Самое сложное было быстро войти в курс дела на каждом конкретном объекте и быстро принять решение. Одно дело, когда человек непрерывно находится на объекте и знает его, а другое дело, когда приезжаешь и сразу должен окунуться в проблему и в короткое время адаптироваться и принять верное решение. А это очень сложно, потому что вариантов решений может быть много, а не один из двух — черное или белое. Да, я знаю свою работу, знаю предмет своей деятельности, но поскольку каждое сооружение у нас является уникальным и единственным в своем роде, вникать в какие-то особенности, которые присущи только этой стройке и присущи только этим руководителям и этому коллективу, очень непросто. Потому что можно решить вопрос и так, и по-другому, и будет вроде одно и то же, но от решения очень многое зависит. Вообще, самое сложное в жизни — принять правильное решение.
А сколько у вас всего было объектов, считали когда-нибудь?
Было 86 пусков гидроагрегатов. Если провести аналогию с живым, одушевленным миром, то это 86 родов! Пустить машину — это родить машину. С первого раза редко удавалось пустить без проблем, всегда приходилось что-то подгонять, какие-то дефекты устранять, на заводах ведь это оборудование не проходит контрольную сборку, всегда были проблемы, которые зависели и от конструкции, и от какой-то небрежности в работе, потому что мы всю жизнь спешим. Я с 1971 по 1988 год ни один новый год дома не встречал, встречали все на работе, потому что надо было пустить агрегат 31 числа, а 1-го — уже опоздал! Это уже плохо. Вот, например, как запускали один из агрегатов Нурекской станции: 2 декабря 1976 года вызывают в ЦК партии и очень вежливо объясняют, что надо пустить агрегат к 19 декабря — трудовой подарок к 70-летию Л. И. Брежнева. А там машина довольно мощная, одна из самых мощных в России (мощнее были только в Красноярске и на Саянах), очень крупная машина с новыми инженерными решениями и совсем сырая… Успели. Как ни странно — все хорошо было, наверное, со страху.
Издержки советской идеологии?
Ну почему советской! Сейчас тоже бывает: Валентина Ивановна приезжает и говорит, например: «Хорошо бы ко дню рождения Владимира Владимировича закрыть старое русло на дамбе». А с уходом советской идеологии, я считаю, мы много потеряли. Материальный стимул не может быть для человека единственным. Надо поднять рабочим зарплаты? Находятся резервы, зарплату увеличили вдвое. Надо платить сверхурочные за выходные дни? Обеспечили. Надо организовать горячее питание на объекте? Организовали. Надо что-то еще сделать? Сделали! Все сделали, и на материальном стимуле, на социальном стимуле коллектив больше дать не может. А вот тогда обращаешься к коллективу — друзья (и это не пафосные слова, а мое глубокое убеждение), мы делаем большое государственное дело, и если мы сегодня не введем тот же Нурек, то мы не введем алюминиевый завод, а значит, мы все проиграем, и давайте сконцентрируемся, давайте через «не могу» выполнять задачу. И тогда понятия: профессиональная гордость, государство, страна — имели реальные осязаемые очертания, когда люди сознательно совершали огромные усилия ради профессиональной чести. Эти базовые точки мотивации в наше время абсолютно не задействованы. Сегодня главенствуют нигилизм и наплевательское отношение, работой редко кто сейчас гордится, а тогда этот фактор был очень силен. Старшее поколение с гордостью говорит — мы сгэмовцы, это определенная каста.
А что бы вам еще хотелось вернуть из советского опыта организации работ?
Потеряны очень эффективные организационные рычаги советского периода. У нас, например, в коллективе зародилась «Рабочая эстафета», это когда вся цепочка поставщиков работала в прямом контакте друг с другом и с нами. Я, например, прекрасно знаю, кто для меня делает ту или иную деталь. Я могу присутствовать при изготовлении крупной детали на заводе, я могу попросить сделать дополнительную разметку, я могу обратить внимание на те части, с которыми на монтаже много хлопот, но при этом мы получаем ту деталь, которая четко вписывается в технологический цикл. Она не лежит потом на складе, она сразу с колес попадает в руки и в дело. И заводчане также от нас получали помощь.
У нас было два поставщика, два крупных завода: Харьковский турбинный завод и Свердловский «Уралэлектротяжмаш». У этих поставщиков есть комплектующие заводы, которые поставляли комплектацию — заготовки, охладители, крупный крепеж. Под каждым из этих заводов тоже было выше ста производителей, и во всей этой связке на строительстве одного гидротехнического объекта могло быть охвачено около 300 предприятий, и каждое предприятие делало какую-то продукцию. И нам была понятна вся технологическая цепочка, и мы эту цепочку раскладываем, как нам удобно, чтобы детали и конструкции приходили в то время, когда нужно, а не лежали по полгода на складе. Иногда приходилось вносить изменения в госплан. И во всем этом организационном хозяйственном процессе лидирующую роль играли партийные органы заводов, районов, городов, потому что им приходилось брать на себя смелость переставлять сроки госплана, регулировать взаимодействие заводов между собой.
В таком тесном сотрудничестве между всеми участниками технологического процесса возникали личные товарищеские связи: все друг друга знали — специалисты, партийные руководители, директоры заводов, строек, дружили семьями, вместе проводили отпуска. Все делали одно общее дело и помогали друг другу. И такой подход, такая философия, если из нее аккуратно, без всякого насилия изъять партийный принцип, могла бы принести громадные плоды и в нынешнее время.
И что мешает сохранению такой организационной модели?
Сейчас все переводится на деньги. Есть контракт с заводом-поставщиком — вот и все. Все основано на контрактной основе. А подписывая контракт, ты мог ошибиться, ты мог не учесть обстановку, не предполагать о каких-то изменениях на строительном рынке, а контракт подписан, и все упирается в финансовые критерии.
Какие задачи сегодня стоят перед вами как перед руководителем крупной монтажной организации? Какие объекты в работе?
Мы сейчас как организация не востребованы! Сегодня, дай бог, две электростанции строятся, и что-то по мелочевке. Энергетика сама по себе не работает в задел, раньше принцип был — в энергетике должно быть достаточно мощностей на все вводимые другие мощности, если строится металлургический комбинат, значит, источник электроэнергии уже известен и он уже на подходе — чуть раньше или одновременно с комбинатом. Сегодня, поскольку резко падает производство, потребность в электроэнергии не такая острая, и наступает ситуация 90-х годов, когда по установленным мощностям электроэнергии больше, чем надо. Как мы говорим, сегодня вся энергетика, особенно гидравлическая, доедает дедовы штаны по лоскутку, потому что незачем вводить новые, если есть старые установленные мощности. А задела нет. Естественно, на мой взгляд, до 2012–2013 года вкладываться в гидроэнергетику никто не будет.
Раньше схема ввода гидроэнергетических объектов была проста, как куриное яйцо, — были строители с инженерным корпусом, проектировщики и 4 специализированных организации: Гидроспецстрой, Гидроэлектромонтаж, Гидромонтаж и Спецгидроэнергомонтаж (это мы). И эти 4 организации в основном решали все проблемы пускового комплекса. И проблем по вводам не было. Работая в 85-м, мы знали, что мы должны пустить в 90-м году, и мы к этому готовились. Методы работы были каскадные — на одной реке с одной станции переходили на другую, и все было понятно. Сейчас ничего не понятно, потому что финансирование гидроэнергетики производится либо за счет частного капитала, либо за счет организаций, которые перешли на акционерную основу. Все это хорошо, но бизнеса-то нет, пока не будет запланированных вводов, в гидроэнергетике прорыва не будет, поскольку эта отрасль с большим сроком строительства — большие объемы, слишком сложное строительство, слишком сложные проблемы.
Известно, что Ваша организация принимает участие в создании комплекса защитных сооружений Санкт-Петербурга от наводнений. Что для вас значит эта работа?
Наша организация работает на строительстве комплекса защитных сооружений Ленинграда - Санкт-Петербурга с 1979 года. По грандиозности замысла, проектного решения и важности для города КЗС, неправильно именуемый прессой «дамбой», не имеет и, возможно, не будет иметь в будущем аналога не только в России, но и в мире. Представьте себе выдвинутое в Финский залив в виде боевого треугольника сооружение, состоящее из 11 каменно-земляных дамб, шести водопропускных и двух судопропускных отверстий, цель которого спасти город от нагонной ветровой волны и от волны, образованной периодическими циклонами, рождаемыми Балтийским морем. Сооружение задумано на исправную работу в течение 10000 лет. Участие в строительстве такого сооружения большая ответственность и честь для нас.
Насколько известно, трест востребован и на зарубежном рынке, какие у вас сейчас зарубежные объекты?
У нас сегодня на зарубежном рынке — реконструкция трех крупных объектов: Асуанской ГЭС в Египте, Евфратской ГЭС в Сирии и ГЭС Джердап — Железные ворота в Сербии. С нами охотно сотрудничают. Наши проектировщики и внешнеэкономические организации, это ГУП ВО «Технопромэкспорт» и ОАО «Силовые машины», завоевали широкий рынок за рубежом, на который поставляют оборудование Ленинградского металлического завода, «Электросилы» и др. И вот там, куда приходит российское оборудование, стараются приглашать нас, но не в том объеме, как раньше.
В свое время на строительстве Асуанской ГЭС было задействовано около 15000 советских специалистов и рабочих! А сейчас у нас на зарубежных объектах работают коллективы, в среднем, по 8–12 человек, на Асуане чуть больше — 27.
И все-таки теперь, оглядываясь назад, можете сказать, что вам удавалось принимать правильные решения?
Да. У меня, наверное, есть одно качество — я в проблему быстро вхожу, не мучаюсь, сразу вижу и начало, и конец, и решение. Бывало, конечно, трудно, я чистый технарь, а придя к руководству, пришлось финансовыми вопросами заниматься. Перед этим принимал участие в организации акционерного общества — первого в системе Минэнерго и последнего — у нас нет ни копейки государственного капитала!
А не было такого, что принимали решение, а потом понимали, что надо было по-другому?
Это у каждого человека бывает! Вчера, например, праздник был, и я готовил для своей семьи праздничный обед и понял, что очень даже можно было по-другому.
Вы сами готовили для всей семьи?!
Да! Рыбку сделал, запеченную в рукаве с овощами, запек утку с айвой. Я умею и люблю готовить. На даче у меня своя летняя кухня, там мои ножи, мои кастрюли, мои пряности. Могу все готовить, мне только тесто не удается. В прошлом году начал с одержимостью учиться печь хлеб. Люблю экспериментировать.
А что у вас еще для души вне царства монтажа, кроме кулинарии?
Для души у меня книги. У нас большая библиотека, ее еще мой отец начал собирать, он был высокообразованный человек — военный профессор, преподавал на кафедре русского языка и литературы в Академии тыла и транспорта. Я люблю книги, люблю их в руках держать, листать, перечитывать. Кстати, в моей библиотеке большой раздел по кулинарии!
У вас большая семья?
У нас с женой Тоней двое детей — Саша и Наташа, у Саши три дочки и у Наташи одна — 4 внучки: Таня, Оля, Лена и Настенька. У старшей внучки Танечки уже есть Саша — это правнук мой! Таня и Оля уже имеют высшее образование (Оля даже два), Леночка учится в университете на факультете восточных языков, Настеньке пока 8 лет. Правнук Саша еще в детский сад ходит.
Вам удалась производственная карьера, карьера руководителя, семейная жизнь, а нет ли чего-то упущенного?
Я упустил иностранный язык, не очень умно поступил, думал, что английский мне не нужен. Увлекался арабским, но выучил на уровне счета. Зато старшие внучки знают языки, все три в Англии по 2 года отучились. Недаром потратил полжизни, чтобы объяснить, что иностранный надо знать и знать в совершенстве.
А в целом, не могу сказать, что что-то упустил, или что-то не сложилось… Жизнь-то интересная получилась! Я, в принципе, успешный человек!
